ДВЕ ЛЕГЕНДЫ Вячеслав Федорович Рахманин, НПО Энергомаш имени академика В.П. Глушко, к.т.н.,
Часто вокруг имён людей, добившихся известности в какой-либо области человеческой деятельности, складываются мифы и легенды как из сферы их профессиональной деятельности, так и из личной жизни. Герои некоторых легенд с младенчества проявляют исключительный интерес и склонность к деятельности, в которой преуспели в зрелом возрасте, в других легендах излагаются пикантные подробности их общения с не менее известными личностями или смакуется поведение героев легенд в особых обстоятельствах и т.д. Такие легенды, как правило, передаются из уст в уста, их рассказывают в дружеских компаниях, в последние 10-15 лет их можно услышать с экрана телевизора, а также прочитать на страницах книг и журналов. Большинство из таких легенд хотя и не соответствуют историческим фактам, но и не искажают биографию героев легенд и поэтому остаются без внимания у историков и биографов. Если же сюжет легенды претендует на историческую значимость, то он исследуется, и историки выносят свой вердикт. В предлагаемой читателям статье исследуются две легенды: о посещении С.П. Королёвым в 1929 г. К.Э. Циолковского в Калуге и о беседе И.В. Сталина в июле 1944 г. с В.П. Глушко. Согласно первой из указанных легенд научно-технические идеи о межпланетных полётах, изложенные в работах К.Э. Циолковского "Изучение мировых пространств реактивными приборами" и в его последующих статьях настолько впечатлили Королёва, что он в один из осенних дней 1929 г. посетил проживающего в Калуге Циолковского. Долгое время об этом событии никому не было известно. Впервые о личном знакомстве с Циолковским Королёв упомянул через 23 года при заполнении анкеты личного учёта в марте 1952 г. Такие же упоминания сделаны и в автобиографиях, написанных им в июне 1952 г., в июле 1953 г. и мае 1955 г. Однако у многих историков отечественной науки и техники имеются сомнения в том, что личное знакомство Циолковского и Королёва в 1929 г. действительно состоялось. Подробный анализ "за" и "против" об этой встрече приведён в книгах Г.С. Ветрова "С.П. Королёв и Космонавтика. Первые шаги". (изд. Наука. 1994 г.), Я.К. Голованова "Королёв, факты и мифы" (изд. Наука. 1994 г.) и Н.С. Королёвой "Отец" (изд. Наука. 2004 г.). Первые два автора убедительно обосновывают свои сомнения в том, что эта встреча состоялась, в книге же дочери С.П. Королёва на основании тех же автобиографических сведений высказывается доверие к свидетельству самого Королёва о личном знакомстве с Циолковским в 1929 г. Не будем приводить доводы, представленные в книгах биографов С.П. Королёва, изложим свои взгляды на версии о личной встрече Циолковского и Королёва. И, видимо, целесообразно сразу указать, что не отношусь к числу тех людей, которые верят в посещение Королёвым Циолковского в Калуге в 1929 г. Поскольку в любой встрече участвуют как минимум два человека, рассмотрим, прежде всего, свидетельство каждого из них как первоисточник информации. Известно, что Циолковский вёл подробный дневник, изо дня в день отмечая в нём все происходящие в его жизни события. Даже в период заболеваний он не прерывал свои ежедневные записи. Так вот в этом дневнике за всю осень 1929 г. о встрече с Королёвым никаких записей нет. В то же время имеется множество свидетельств об уважительном отношении Циолковского к людям, интересующихся его научными идеями. В качестве такого примера можно привести упоминание Циолковским в одной из статей о его переписке в течение ряда лет вначале со школьником, а затем студентом Глушко. Что же тогда могло помешать Циолковскому упомянуть в дневнике о посещении Королёва и о продолжительной с ним беседе? Немаловажно, что и в последствии ни в письмах, ни в статьях, принадлежащих перу Циолковского, не упоминается о личном знакомстве с Королёвым. Вторым участником гипотетической встречи является Королёв. Он, собственно, и стал автором изначальной версии о личном знакомстве в 1929 г. с Циолковским. В указанных выше книгах Г.С. Ветрова, Я.К. Голованова и Н.С. Королёвой приводятся тексты записей С.П. Королёва о его встречах с К.Э. Циолковским. Так, в заполненной Королёвым анкете в марте 1952 г. он делает запись: "С 1929 г. после знакомства с К.Э. Циолковским стал заниматься специальной техникой". Через 3 месяца, в июне 1952 г., в автобиографии собственноручно записал: "С 1929 г. после знакомства с К.Э. Циолковским и его работами начал заниматься вопросами специальной техники". Спустя год, в июле 1953 г., Королёв в очередной биографии снова пишет: "В 1929 году, познакомившись с К.Э. Циолковским, стал заниматься работами в области специальной техники". И, наконец, четвёртая и последняя запись, сделанная в мае 1955 г.: "Ещё в 1929 г. я познакомился с К.Э. Циолковским и с тех пор я посвятил свою жизнь этой новой области науки и техники, имеющей огромное значение для нашей родины". Заметим, что Королёв во всех случаях указывает только год знакомства - 1929. Откуда же взялось уточнение, что встреча произошла именно осенью 1929 г.? В конце 60-х годов ХХ века объявился ещё один участник встречи - преподаватель Тульского политехнического института В.Г. Тетёркин, во время описываемых событий работавший в Калуге электромонтёром в железнодорожных мастерских. Он утверждал, что увидев в газетах в январе 1966 г. траурный портрет Королёва, узнал в нём молодого человека, искавшего в Калуге в один из осенних дней 1929 г. дом, где жил Циолковский. Указанное Тетёркиным время встречи получило дополнительное обоснование в книге Н.С. Королёвой, которая, видимо, учла сомнения других биографов Королёва в том, что при занятости общественными и производственными делами он смог осенью 1929 г. найти свободный день для совсем необязательной для того времени поездки в Калугу. В своей книге "Отец" она указывает, что Королёв посетил Циолковского, сделав остановку в Калуге в конце октября 1929 г. по пути из Одессы в Москву после участия в VI Всесоюзных планерных состязаниях в Крыму. Это предположение, безусловно, усиливает версию о времени проведения встречи, но не добавляет доказательств, что она действительно была. Вернёмся, однако, к воспоминаниям Тетёркина. Проявив внимание к незнакомому молодому человеку, он проводил его до дома Циолковского и присутствовал при беседе гостя с учёным о перспективах реактивной техники. Вызывает восхищение не только способность Тетёркина узнать и вспомнить по фотографии человека в возрасте более 55 лет случайно встретившегося на улице 22-летнего юношу, но и запомнить тему случайного для него разговора и даже отдельные его детали. И это через 37 лет? Кроме двух приведённых утверждений о состоявшемся личном знакомстве Циолковского и Королёва имеется ещё ряд литературных произведений, в которых описывается эта встреча. Авторы этих произведений - журналисты и писатели А.П. Романов, К.И. Рябчиков, В.А. Сытин, директор Государственного музея Космонавтики в Калуге А.Т. Скрипник - ссылаются на свои беседы с Королёвым, в которых он якобы рассказывал о встрече с Циолковским в 1929 г. В связи с тем, что литературные произведения указанных авторов являются вторичным уровнем информации, то в качестве основных доказательств использованы быть не могут. Кроме того, в этих литературных произведениях много надуманных подробностей, а также неточностей и прямых противоречий, что лишает их исторической достоверности. А как воспринимать утверждение двух "прямых" претендентов на участие в интересующей нас встрече осенью 1929 г.? Начнём со "слабого звена" - В.Г. Тетёркина. Сомнения в его феноменальной зрительной памяти уже высказано. А что же заставило его сделать такое заявление? В обществе широко распространён тип человека, стремящегося возвысить себя над окружающими его людьми через знакомство или общение с популярными актёрами, выдающимися спортсменами и вообще известными личностями. Примеры такого паразитарного поведения можно найти практически во все времена мировой истории человечества. Вспомним хотя бы утверждения некоторых наших современников об их личных контактах с инопланетянами, об их полётах на "летающих тарелках" на другие планеты и т.д. Что, кроме желания получить известность толкает этих людей на подобные поступки? А сколько уже существует вымышленных историй и воспоминаний людей, причастных к ракетно-космической технике, искажающих исторические факты с целью привлечь внимание к своей особе. Этому способствует сплошное засекречивание работ в ракетно-космической отрасли в период существования СССР и нынешнее отсутствие цензуры на публикации, понятое многими как вседозволенность. Итак, сведения о состоявшейся встрече Королёва с Циолковским в 1929 г., приведённые в литературных произведениях, не могут служить в качестве доказательств. Циолковский об этой встрече никогда и нигде не упоминал, информация Тетёркина вызывает серьёзные сомнения. Остаётся рассмотреть и проанализировать достоверность записей самого Королёва в его биографических документах. Исследование личных документов, составленных Королёвым в течение жизни после 1929 г. показало, что кроме уже упомянутых документов 1952 г., 1953 г. и 1955 г., имеется, по крайней мере, ещё один документ, в котором он указал о начале своей работы по ракетной технике с 1929 г. Так, 18 августа 1944 г., при составлении автобиографии, Королёв записал: "По реактивной технике работаю с 1929 г.". Поскольку в четырёх ранее цитированных документах дата знакомства с Циолковским неразрывно связана с началом работ по ракетной технике, приведённую автобиографию правомерно объединить по этому признаку с более поздними аналогичными документами. В своей жизни с 1929 г. по 1966 г. Королёв заполнил ни один десяток анкет, написал не меньшее количество автобиографий, но только в пяти указанных случаях отметил начало работы по ракетной технике с 1929 г., а в четырёх из них - личное знакомство с Циолковским. Необходимо подчеркнуть, что все эти документы имеют служебный характер и не предназначены для публикации. Кроме того, не отмечено ни одного случая, чтобы Королёв в публичных выступлениях упомянул бы о личной встрече с Циолковским, хотя поводов для этого было достаточно: в 1947 г. и в 1957 г. он делал на торжественных заседаниях доклады о Циолковском в связи с его юбилейными датами, в 1949 г. читал лекции о работах Циолковского слушателям Высших инженерных курсов. Что же заставило Королёва привести указанные "факты" его биографии в пяти документах? И что выделяет эти документы из общей массы им подобных? Анализ показал, что имеется одна характерная черта, их объединяющая. Все эти документы составлялись в тех случаях, когда Королёву требовалось поднять свою значимость, усилить свои позиции. Видимо, в его представлении личное знакомство с Циолковским и начало работ по ракетной технике с благословения великого учёного должны были способствовать достижению поставленной цели. Рассмотрим поводы составления каждого документа. Автобиография, составленная в августе 1944 г. прилагалась к представлению Королёва всего лишь 20 дней как освобождённого из заключения на должность зам. главного конструктора ОКБ-РД в Казани. Анкеты и автобиографии в 1952 г. и 1953 г. представлялись в партийную организацию по случаю вступления Королёва в ряды ВКП(б), напомним, бывшего заключённого как "врага народа". Автобиография 1955 г. прилагалась к заявлению в Главную военную прокуратуру СССР с просьбой о реабилитации. Для Королёва период с 1944 г. по 1952 г. был временем не только профессионального, но и морального становления, временем перестройки сознания от положения заключённого инженера до главного конструктора ракет дальнего действия. И в то же время он всё ещё носил клеймо бывшего "врага народа", осуждённого по политической статье, в связи с чем ему и потребовалась моральная поддержка, которую он искал в имени Циолковского. Но уже в последующие годы, после вступления в августе 1953 г. в партию и избрания в октябре 1953 г. членом-корреспондентом АН СССР, а также после выхода в мае 1954 г. правительственного постановления, в котором Королёв назначался главным конструктором разработки межконтинентальной баллистической ракеты Р-7, его положение и авторитет укрепились как на уровне предприятия, так и в среде руководителей отрасли. Однако судимость по политической статье и 6 лет, проведённые в заключении, висели тяжким моральным грузом. Поэтому, когда в мае 1955 г. Королёв обратился в Главную военную прокуратуру СССР с заявлением снять с него необоснованное обвинение, он вновь использовал уже применяемый ранее приём повышения своей значимости - ссылку на личное знакомство с Циолковским в 1929 г. После полной реабилитации в апреле 1957 г. Королёву больше не требовалась моральная поддержка, и он с этой целью имя Циолковского больше не использовал. Определив аналитическим путём побудительные причины записей Королёва о встречах с Циолковским, продолжим анализировать содержание этих записей. В приведённых выше фрагментах автобиографий Королёв неразрывно связал начало работ по реактивной технике с личным знакомством с Циолковским - в 1929 г. Таким образом, для подтверждения или опровержения этих событий достаточно проанализировать жизнедеятельность Королёва за 1929 - 1931 гг. Ни в одном из подробнейших описаний жизни и деятельности Королёва, выполненных его вышеупомянутыми биографами, нет сведений о каких-либо работах по реактивной технике в этот период времени. Документально подтверждено, что в 1928 - 1929 гг. Королёв одновременно занимался несколькими делами. В студенческом аэродинамическом кружке им. Н.Е. Жуковского он под руководством С.С. Кричевского участвовал в разработке самолёта АКНЕЖ-12. Выполненные им чертежи самолёта Королёв подписал в сентябре и ноябре 1929 г. В это же время Королёв под руководством А.Н. Туполева готовил дипломный проект - двухместный лёгкий самолёт дальнего действия СК-4 и защитил этот проект в декабре 1929 г. В конце августа - середине сентября 1929 г. Королёв вместе со своим товарищем Люшиным завершил изготовление нового планера "Коктебель", и они направились с ним в Крым на VI Всесоюзные планерные состязания, проходившие с 6 по 23 октября 1929 г. Вернувшись с состязаний, Королёв завершил курс обучения в московской школе пилотов и 2 ноября 1929 г. получил "Пилотское свидетельство". При такой плотности занятостью авиационной тематикой у Королёва в 1929 г. не оставалось места для проявления интереса к реактивной технике. Его первый шаг в этом направлении был сделан после его знакомства с Ф.А. Цандером осенью 1931 г. Об этом он сам пишет в заявлении к Верховному Прокурору СССР из Новочеркасской тюрьмы 29 октября 1938 г.: "С 1931 г. и до ареста работал в совершенно новой области авиационной техники - по ракетным самолётам". А 19 июля 1940 г. в обращении к Сталину приводит другую дату: "В Советском Союзе работы над ракетными самолётами производились мною фактически с 1935 года в НИИ № 3 НКОП. Аналогичных работ никем и нигде в СССР не велось". Из всего этого можно сделать единственный вывод - поскольку Королёв до осени 1931 г. реактивной техникой не занимался, то и встречи с Циолковским в 1929 г. не было. Характерно, что сторонники версии их встречи в 1929 г. в своих статьях, докладах и т.д. упоминают только о встрече, старательно обходя вопрос о начале работ Королёвым по реактивной технике в том же году, т.к. это не находит подтверждения в его биографии. А вообще встречались ли Королёв и Циолковский? Да, в сентябре 1932 г. при посещении Циолковским ЦС Осоавиахима. Среди встречающих учёного были Королёв и Цандер, им удалось даже высказать несколько просьб об оказании помощи ГИРДу. Эта встреча имеет документальное подтверждение, но в биографии и Циолковского и Королёва осталась малозаметной, т.к. какого-либо значения для их последующей жизни и деятельности не имела. Выяснив, для чего Королёву потребовалось выдумывать о встречах с Циолковским в 1929 г., осталось определиться со своим отношением к этим поступкам. Главным в этой истории является то, что намеренные искажения в биографии никому и ничему не навредили и могут быть расценены как маленькая человеческая слабость, каких у любого человека найдётся в достаточном количестве. Подобная же слабость имеет самое широкое распространение, ведь каждый из нас старается несколько себя приукрасить, выглядеть в более выгодном свете. А что указанная слабость была вообще присуща Королёву, то в его биографии можно найти подобные моменты, произошедшие по другому поводу. При поступлении в Киевский политехнический институт в 1924 г. Королёв заполнил анкету, в которой в графе "Национальность" указал - "украинец", в другой графе "Сколько времени живёт собственным трудом" указал - "3 года" и в графе "На чьи средства живёт" указал - "лекционная оплата". Определить свою национальность как украинец Королёв имел все основания, т.к. его мать и вся родня по её линии были украинцами и он сам с рождения и до момента заполнения анкеты жил на украинской земле. А вот ответы в двух приведённых графах сочинил, т.к. никаких трудовых доходов у него не было, а небольшая оплата за прочитанные 8 лекций по планеризму в одесских кружках в июне-июле 1924 г. не могла быть средством жизнеобеспечения в течение трёх указанных лет. Да и с национальностью не всё гладко: когда в 1926 г. Королёв переводился из КПИ в МВТУ, он в анкете поступающего указал национальность "русский". Разночтения в анкетах, видимо, связано с расположением институтов: КПИ - в Киеве, МВТУ - в Москве. А вот другой одессит В.П. Глушко во всех анкетах указывал только одну национальность - "украинец" и не испытывал при этом каких-нибудь неудобств. Более того, по свидетельству его сына Ю.В. Глушко, Валентин Петрович всегда подчёркивал своё украинское происхождение. Завершив этот экскурс в биографию Королёва, следует ещё раз упомянуть, что версия о личном знакомстве в 1929 г. с Циолковским использовалась Королёвым только в документах служебного характера в целях укрепления авторитета в трудные для него периоды и в дальнейшем он к ней больше не возвращался. Здесь, видимо, следует отметить, что в истории человеческого общества известно немало аналогичных случаев использования чужих авторитетов для укрепления собственного положения. Приведём известный случай из истории нашего государства. И.В. Сталин в 20-30-е годы прошлого века в борьбе с претендентами на лидерство в партии и государстве часто ссылался на В.И. Ленина и отстаивая принятую им линию построения социалистического государства, "крушил" авторитетом Ленина своих идеологических противников и политических соперников. Но в 40-50-е годы, когда Сталин стал олицетворением победы советского народа в Великой Отечественной войне и получил у народных масс безграничный авторитет, он практически уже не прибегал к ссылкам на Ленина. Можно привести и другие аналогичные примеры из истории человеческого общества, но думаю, достаточно и этого. Вернёмся к легенде о посещении Королёвым Циолковского в 1929 г. Эту, не имеющую документального подтверждения версию, зачем-то усиленно педалируют некоторые поклонники Королёва, придавая ей гипертрофированное значение. Хочу их уверить, что Королев, стоящий на вершине совершённых им великих научно-технических достижений, не нуждается ни в каких дополнительных, а тем более сомнительных доказательствах его значимости в мировой истории космонавтики. А его безобидные манипуляции в автобиографиях лишь подтверждают, что у него, как и у остальных людей, имелись человеческие слабости. И вообще, в истории известно множество случаев, когда человек, совершивший великие дела в одном из направлений человеческой деятельности, не может служить примером безупречного поведения и соблюдения общепринятых правил жизнедеятельности. В отличие от изложенного выше В.П. Глушко в возникновении легенды о его беседе с И.В. Сталиным в июле 1944 г. личного участия не принимал. Эта легенда появилась уже после его смерти в январе 1989 г. и получила известность со слов М.И. Яремича, который в годы войны служил в военной контрразведке "Смерш", после войны работал в органах МГБ, а с 1955 г. был заместителем начальника и главного конструктора по безопасности и режиму в ОКБ, возглавляемом В.П. Глушко. Выйдя в декабре 1959 г. в отставку, Яремич продолжил работу в ОКБ в должности референта (помощника) Глушко и до его смерти выполнял производственные, а чаще личные поручения своего шефа. Яремич был весьма осведомлённым человеком о жизни Глушко и поэтому, видимо, этот его рассказ некоторые исследователи биографии и почитатели Глушко приняли на веру и опубликовали в печати. Так, эта легенда излагается (со ссылкой на М.И. Яремича) К.П. Скопиной в написанной ею первой части книги "Однажды и навсегда" (Москва, Машиностроение, 1998 г.), в статье Л.Е. Стернина в журнале "Вестник" (секция физики Российской Академии естественных наук № 3 за 1997 год), в книгах И.Н. Эльвертынова "Вехи жизни" (Элиста, 2006 г.) и П.И. Качура, А.В. Глушко "Валентин Глушко" (С-Петербург, Политехника, 2008 г.), упоминается и в нескольких газетных и журнальных статьях. Каждая публикация содержит различного рода подробности встречи Сталина и Глушко, которые в некоторых местах не согласуются между собой, а в отдельных случаях прямо противоречат друг другу. Изложим вкратце легенду о беседе Сталина с Глушко в июле 1944 г. В то время Глушко, осуждённый 15 августа 1939 г. на 8 лет по 58-й статье УК РСФСР как "враг народа", отбывал наказание в Казани в ОКБ-16 4-го Спецотдела НКВД СССР. В этой "научно-технической" спец- тюрьме, именуемой в просторечии "шарашкой", он в должности главного конструктора возглавлял работы по созданию ЖРД РД-1 для установки на винтомоторные боевые самолёты в качестве ускорителя полёта. Известно, что в годы Великой Отечественной войны Сталин пристально следил не только за выполнением планов изготовления и поставками Красной Армии вооружения и военной техники, но и за работами в области создания новых образцов оружия. Это обстоятельство и легло в основу излагаемой легенды. Якобы заинтересовавшийся созданием авиационного реактивного ускорителя с двигателем РД-1, Сталин в конце июля 1944 г. затребовал к себе для доклада главного конструктора разработки. Заключённого Глушко из Казани в Москву привезли в поезде в отдельном купе в сопровождении двух женщин-конвоиров, вооружённых винтовками. На Казанском вокзале их никто не встретил и они пешком по московским улицам проследовали в Кремль, где конвоиры передали Глушко под расписку кремлёвской охране. В кабинете Сталина Глушко докладывал, а затем отвечал на вопросы более часа, после чего Сталин, положительно оценив результаты проделанной работы, принял решение немедленно освободить из заключения Глушко и работающих с ним заключённых инженеров. Список подлежащих освобождению заключённых Глушко по памяти составил за столом у Поскрёбышева - секретаря Сталина. После этого освобождённого по устному указанию Сталина Глушко поместили на ночлег в номере гостиницы "Москва", предварительно одев его в ГУМе в новый костюм, поскольку в некоторых версиях этой легенды Глушко прибыл на беседу к Сталину в "тюремной робе". На следующий день Глушко уже без конвоя отбыл поездом в Казань. Что же в этой легенде не соответствует фактам? Начнём с состояния дел по созданию авиационного ускорителя с двигателем РД-1 в июле 1944 г. В этот период двигатель РД-1 находился ещё в стадии лётно-конструкторской отработки: двигатель надёжно запускался в полёте на самолёте Пе-2Р только до высоты 5000 м, а по техническому заданию ВВС "потолок" работы РД-1 должен был составить 7000 м. Так что вряд ли нарком НКВД Л.П. Берия или нарком Авиапрома А.И. Шахурин стали бы докладывать Сталину о далёком ещё от завершения техническом проекте. Да и откровенно говоря, этот проект с кратковременной, около 10 минутной работой ускорителя, в середине 1944 г. уже не имел такой актуальности, как это было в начале войны. К этому времени авиапромышленность СССР выпускала в большом количестве истребители улучшенной конструкции - Ла-7 и Як-3, а затем Ла-9, Як-9, Су-7, по своим лётным характеристикам и вооружению превосходящих немецкую авиацию, а реактивные самолёты у Люфтваффе только появились и использовались в противовоздушной обороне объектов Германии от налетов американских бомбардировщиков. Против этой легенды свидетельствует ещё ряд фактов. Сталин никогда не встречался и не беседовал с людьми, находящимися в заключении, даже лично ему ранее хорошо известными. Кроме того, в регистрационной книге посетителей Сталина, скрупулёзно ведущейся Поскрёбышевым, среди посетителей кабинета Сталина в 1944 г. фамилия Глушко отсутствует. Версия же появления Глушко у Сталина в "тюремной робе" вообще не выдерживает никакой критики. По воспоминаниям работавших в Казани в ОКБ-16 в 1943 - 1945 гг. Глушко всегда опрятно одевался, носил костюм с галстуком. По свидетельству же А.М. Исаева в книге "Первые шаги к космическим двигателям" (М. Машиностроение, 1979 г.), весной 1944 г. в Химки, в ОКБ В.М. Болховитинова привозили под охраной заключённого Глушко, который своим внешним видом - добротный костюм, белая сорочка, галстук, чисто выбрит - кардинально отличался от бедно одетых сотрудников ОКБ. Так что упоминание о "тюремной робе", как и о срочном приобретении костюма в ГУМе являются домыслами авторов легенды. Теперь о решении Сталина освободить из заключения Глушко и его сотрудников. Конечно, Сталин принимал как коллегиальные, так и единоличные решения и на аресты, и по освобождению людей. Но все его решения оформлялись в государственных органах соответствующими документами, а вот так: "Вы свободны и можете идти на улицу" - никогда не было и не могло быть. В связи с этим часть легенды об освобождении Глушко прямо в кабинете Сталина, а потом поселение его в гостинице "Москва" не могут быть восприняты всерьёз, т.к. у Глушко не было ни документов, ни денег. Как же он проживал в гостинице, а потом ехал на поезде в Казань? И это в условиях военного времени! Сторонники легенды пытаются объяснить такую возможность полученной запиской у Поскрёбышева. Но для военного патруля на улицах Москвы, а тем более в поезде Москва-Казань записка Поскрёбышева не указ, должны быть документы: паспорт, пропуск, военный или "белый" билет и т.д. Да и без документов купить железнодорожный билет в кассе московского вокзала в то время было невозможно. Ко всему вышесказанному следует добавить, что Глушко нигде и никогда не писал и публично не упоминал о своей встрече со Сталиным в июле 1944 г. Не подтверждали это и люди из его окружения тех лет. Забыть об этом никто не смог бы. Всё-таки незаурядный случай - беседа заключённого со Сталиным, в результате которой несколько человек получили освобождение. Такое не забывается. Но всё-таки освобождение в конце июля 1944 г. Глушко и ещё 8 заключённых его сотрудников, среди них С.П. Королёв, Д.Д. Севрук, В.А. Витка, Г.Н. Лист, Г.С. Жирицкий и др. является документально подтверждённым фактом. Как же это произошло? Для стимулирования работы заключённых в "шарашках" успешно использовалась известная ещё со времён Священной Римской империи политика "кнута и пряника". Заключённым инженерам и научным работникам поручалось выполнение сложной технической задачи. И они знали, что чем быстрее добьются положительного результата, тем раньше будут освобождены. И заключённые интенсивно трудились. Так произошло и в нашем случае. Летом 1944 г. административно-техническое руководство ОКБ-16 обратилось к начальнику 4-го Спецотдела НКВД СССР с предложением освободить 35 заключённых, добросовестно и плодотворно работающих по различным научно-техническим темам в ОКБ-16. Получив техническое подтверждение от наркома Авиапрома А.И. Шахурина о весомости трудовых достижений этих заключённых, нарком внутренних дел Л.П.Берия 16 июля 1944 г. обратился с письмом к Сталину, в котором, в частности, указывается: "Группа квалифицированных специалистов 4 Спецотдела НКВД СССР, работающая на заводе на руководящих технических должностях, во многом способствовала заводу в успешном выпуске продукции". И в заключении письма: "Учитывая важность проведенных работ, НКВД СССР считает целесообразным освободить, со снятием судимости, особо отличившихся заключённых специалистов, с последующим направлением их на работу в авиапромышленности". К письму прилагался список 35 заключённых казанской спецтюрьмы. В этом списке была фамилия Глушко и ещё 8 человек, работающих с ним по созданию РД-1. Сталин согласился с предложением главы НКВД и Президиум Верховного Совета СССР 27 июля 1944 г. принял Решение о досрочном освобождении со снятием судимости 35-и заключённых. Подчеркнём, что из 35 освобождённых только 9, включая Глушко, работали по созданию двигателя РД-1. По легенде же Глушко сам составлял этот список. Так что же, он внёс 26 "чужих" фамилий? Кроме этой неувязки с легендой, следует отметить, что Глушко сразу же после освобождения, в середине августа обращается в НКВД с просьбой освободить из заключения ещё около двух десятков работающих с ним специалистов. Что же мешало Глушко включить эти фамилии в составляемый (по легенде) им список для освобождения? Освобождённый одновременно с Глушко Н.С. Шнякин впоследствии вспоминал, что в один из вечеров в первых числах августа 1944 г. группу заключённых под конвоем доставили в республиканское Управление НКВД, где им объявили об освобождении со снятием судимости. После этого радостного сообщения их вновь загрузили в тюремный автобус и под охраной отвезли в тюрьму, где они находились ещё несколько дней, пока им не выдали гражданские паспорта и другие документы. Август 1944 г. для Глушко и его сотрудников оказался богатым на события месяцем. Вслед за освобождением удачно решился вопрос с их проживанием. Авиазавод, на котором они работали, в это время сдал в эксплуатацию вновь построенный жилой дом и один из подъездов был целиком выделен освобождённым из заключения. Решился вопрос и с их работой. Все они продолжили работать над созданием самолётного ускорителя, Глушко был назначен главным конструктором вновь организованного в системе Авиапрома ОКБ-РД (ракетных двигателей), Севрук и Жирицкий - его заместителями, Королёв на должность заместителя был назначен позднее - ориентировочно в ноябре 1944 г. Как в легенде о встрече Королёва с Циолковским в 1929 г., так и в легенде о беседе Сталина с Глушко в июле 1944 г. сторонники легенд этими встречами стремятся возвысить своих кумиров. По-моему, совершенно напрасно. И С.П. Королёв и В.П. Глушко заслуженно занимают столь высокие места в мировой истории науки и техники, что им не требуется дополнительного подтверждения их исторической значимости. Из множества имеющих хождение мифов и легенд я выбрал две. А было бы интересно собрать воедино все мифы, легенды и байки, сложившиеся вокруг этих великих имён и опубликовать как образцы народного творчества. Может быть, кто-нибудь за это возьмётся?
| ||