В ПОИСКАХ ЗАПОВЕДНОГО ПУТИ

Виктор Сергеевич Шитарев, капитан дальнего плавания
"Коломбы росские, презрев угрюмый рок,
Меж льдами новый путь отворят на Восток,
И наша досягнёт в Америку Держава…".

 

Известный полярный исследователь, Фёдор Петрович Литке (1797 - 1882) полагал, что россиянам в первой половине XVI века все берега Северного океана были подробно известны и, следовательно, мореходствовать по нему начали они уже несколькими веками ранее. Есть тому и достаточно убедительные подтверждения, например, агент английской торговой компании в Москве Френсис Черри в 1578 году писал - "…со слов русских, за Обью находится тёплое море…". А вот документ, датируемый царствованием Алексея Михайловича - "Описание, чего ради не возможно от Архангельского города морем проходити в Китайское государство и оттоле к Восточной Индии" - автор не известен. Он отмечал, что Северный морской путь в Китай нельзя "…проходити великих ради льдов и стужи и тьмы и мглы", между тем автор указывает на более благоприятный высокоширотный вариант маршрута, "…пишут же землеписатели, что буде кто не близь берега морем, но далеко в акиане плавати будет, может пройти в Китай…". Видимо, автор добросовестно поработал с поморскими лоциями (явное напоминание о существовании Великой Сибирской полыньи).

Но такого мнения придерживались не все, вот заявление голландского географа Исаака Масса в 1608 году - "Я прекрасно знаю, и могу это доказать, что Северный морской путь закрыт и что все желающие его открыть потерпят неудачу в своих попытках…". Через полтораста лет ему вторит Свен Ваксель - "…Я утверждаю, что проход Северо-Восточным путём есть дело невозможное…". О Северном морском пути на Восток временно забыли, чему в немалой степени способствовали указы царя Алексея Михайловича и на то были веские причины.

Успешно развивавшееся в XVI - XVII веках торговое мореплавание при активном участии европейцев сильно беспокоило Москву, где справедливо полагали, что заморские гости рано или поздно, но будут плавать по Оби, минуя "корабельное пристанище" в Архангельске, дававшее государству приличный доход. И ещё, русские купцы "учнут торговати с немцы, утаясь в Югорском Шару (пролив), на Колгуеве, на Канином Носу, и государеве казне в пошлинах истеря будет…". Поэтому в 1619 г. издаётся правительственный указ о запрещении "морского хода". Некоторое время поморы писали царю челобитные грамоты с просьбами "…из Мангазеи в Русь и в Мангазею с Руси ходить большим морем по-прежнему, чтоб вперёд без промыслов не быть…". В ответ из Москвы пришёл "заказ крепкий" - непослушным "…быть казнёнными злыми смертьми и домы разорити до основания…", "…та дорога, по государеву указу, от дальних лет в крепкой заповеди смертною казнью надлежит, чтоб никакой человек тем заповедным путём из большого моря-окиана в магназейское море, ни из мангазейского моря в большой окиан никто не ходил…".

Не менее жестокие кары обрушивались на головы мореходов, осмелившихся хранить у себя карты и лоции с изображением и описанием районов Северного морского пути. А по "чертежам" (морским картам) российские мореходы на Севере плавали ещё в XV - XVI веках. За выполнением царских указов следила стража, выставленная в Югорском Шаре, острове Матвеевом и Ямальском волоке. Она должна была "…проведывать про немецких людей, чтобы отнюдь в Сибирь в Мангазею (упразднённую в 1672 г. царским указом) немецкие люди водяным путём и сухими дорогами ходу не приискали…". Однако со сменой коронованных особ постепенно уходили в лету и времена, столь тяжёлые для российского торгового судоходства на Севере. Это замечал и Михайло Васильевич Ломоносов, который в 1763 г. обратился к генерал-адмиралу Флота Российского великому князю Павлу Петровичу с "Кратким описанием путешествий по северным морям и показания возможного проходу Сибирским океаном в Восточную Индию". Будущему российскому императору в ту пору было 9 лет. Поэтому он подал в "Морскую российских флотов комиссию", писанную рукой своего наставника И.Л. Голенищева-Кутузова записку следующего содержания - "Недавно поднесена мне г. Ломоносовым книга о проходе Сибирским океаном в Восточную Индию. Немалое без сомнения в общей торговле произошло бы удобство и приращение, если бы этот проход был отыскан…". Он просил "комиссию высказать мнение, не противоречат ли доводы Ломоносова "навигационным примечаниям".

Вскоре, 14 мая 1764 г. Екатерина II подписала секретный приказ об организации экспедиции для отыскания того самого пути, который ныне именуется Севморпутём, под видом "возобновления китовых и других промыслов на Шпицбергене". Командовать экспедицией был назначен капитан-командор Василий Яковлевич Чичагов (1726 - 1809); его помощниками были капитан II ранга Василий Бабаев и капитан-лейтенант Никифор Панов. Им предписывалось пройти в высоких широтах до Берингова пролива, где предполагалась встреча с экспедицией, которой командовал Пётр Кузьмич Креницин (1728 - 1770) со своим помощником Михаилом Дмитриевичем Левашовым (1738 - 1776). Эта экспедиция исследовала, описала и нанесла на карту все Алеутские острова. Для подготовки к плаванию В.Я. Чичагову и его помощникам были предоставлены "экстракты" (выписки) из журналов Алексея Ильича Чирикова (1703 - 1748) и Витуса Ионассена Беринга (1681 - 1741), а также копии составленных ими карт северной части Тихого океана.

Тот факт, что став учёным с мировым именем, Михайло Васильевич часто обращался к "наукам навигацким" не случайно. Он живо интересовался всем, что происходило в торговом мореплавании, всё новое находило отражение в его делах и поступках. Когда был изобретён секстан, изначально прибор сложный в изготовлении и дорогой, то один из первых секстанов оказался у М.В. Ломоносова. Этот прибор он позже усовершенствовал, снабдив его светофильтрами, которые мы можем встретить и на современных секстанах. Видимо, в душе Михайло Васильевич продолжал оставаться моряком. А чего стоят его научные работы - "Способ, как мерить градус теплоты на дне морском подо льдом", "Анемометр, показывающий наибольшую быстроту любого ветра и одновремённо изменения в его направлении", "О лучшем и учёном мореплавании"; а вот предложенные им приборы, на много опередившие своё время - "ночезрительная труба", "Особливый компас самопишущий" и др.

В своём послании, направленном правительству, М.В. Ломоносов писал: "Когда желаемый путь по Северному океану на Восток откроется, тогда свободно будет укрепить и распространить Российское могущество на Восток, совокупляя с морским ходом сухой путь по Сибири на берега Тихого океана". Экспедиция выходит из Кольского залива - "…затем, что там выход много ранее и свободен бывает, нежели от города Архангельска, и путь ближе и прямее, который должно держать к востоку". Помятуя о плаваниях поморов, которые ходили "даже до Оби", он отмечал, что в Сибири сохранились кочи в "знатном отдалении от берега" и далее, "сомнений о море всю Сибирь окружающем не остаётся". А вот сведения, видимо заимствованные М.В. Ломоносовым из поморских лоций. Он писал - "…в отдалении от берегов сибирских на пять и семь сот вёрст, Сибирский океан в летние месяцы от таких льдов свободен, кои бы препятствовали корабельному ходу…".

Он обращает внимание на вновь открытые Новосибирские острова, которые могут оказать "препону корабельному ходу…". Его выводы о существовании полыней в высоких широтах Арктики и о "главном течении" в центральной Арктике с Востока на Запад под влиянием приливно-отливных явлений, а также под действием господствующих ветров нашли подтверждение в наши дни, на много опередив время. Представленная М.В. Ломоносовым карта Арктического бассейна коренным образом отличалась от существовавших в те далёкие времена. На ней приполярная часть Северного Ледовитого океана представлена обширным водным пространством, где могли быть расположены ещё не открытые земли. Михайло Васильевич существенно уточнил очертания береговой линии северных морей с нанесением острова Врангеля (официально открытым лишь в 1823 г.), а также указал положение подводного "кряжа" (ныне хребет Ломоносова), простирающегося от земли Эльмиера до Новосибирских островов.

Не простая проблема возникла перед М.В. Ломоносовым и с экспедиционными судами. Премудрости в судостроении он познавал на судоверфи своего отца, Василия Дорофеевича Ломоносова, где работали лучшие на Беломорье корабельные мастера из крестьян. Среди них особой известностью как мастер "новоманерных судов" пользовался Трофим Антонович Медведев. В общем, М.В. Ломоносову было у кого поучиться корабельному делу (об этом я уже писал в предыдущей статье). Но "поломать голову" Михайло Васильевичу всё же было над чем. Надо отметить и то, что, будучи академиком, Михайло Васильевич был хорошо знаком с трудами видных учёных того времени - Л. Бернулли, О. Бугера, Л. Эйлера и др. Надо также отметить и то, что, несмотря на жестокие указы царя Алексея Михайловича, поморские капитаны не спешили уничтожать плоды своих многолетних трудов, а несли их в Соловецкий монастырь и отдавали на хранение "до лучших времён" монахам. Надо отметить, что Соловецкий монастырь был тогда не только мощным военным опорным пунктом России на Белом море, но и культурно-просветительным центром, поэтому его библиотека пополнялась за счёт и навигационных пособий по мореплаванию. Имея мощный военный гарнизон, монахи не спешили показывать царской страже свои "закрома". Есть все основания полагать, что разрабатывая план экспедиции, Михайло Васильевич добросовестно поработал и в библиотеке Соловецкого монастыря, видимо его биологическим отцом всё же был Пётр I, иначе как он мог быть допущен к работе (как сейчас бы сказали) с секретными материалами.

Таким образом, Михайло Васильевич был хорошо подготовлен к созданию нового экспедиционного судна. Несомненно, что он был сподвижником Петра I, и нарушать его указы о строительстве "новоманерных" судов даже и не думал. Поэтому за основу им был выбран гукор. А ещё он знал, что европейский гукор не способен к ледовым походам и, будучи затёртым во льдах, будет раздавлен полярными льдами при первом же сжатии. Поэтому он делает ставку на создание корпуса повышенной прочности при полном использовании конструктивного запаса прочности дерева. При строительстве корпусов экспедиционных судов широко применялись вместе с прочными кницами и брештуками, металлические детали. На киль и штевни набивались железные полосы, как на "кованых кочах", а сам корпус был обит листовым свинцом. Судя по конструктивным элементам экспедиционных судов, работая над проектом, Михайло Васильевич использовал опыт ледовых походов по Финскому заливу Петра I, но об этом в следующий раз.

Использовал Михайло Васильевич и опыт беломорских корабельных мастеров. Спроектированные им экспедиционные суда имели такие же округлые обводы подводной части корпуса, как и кочи, чтобы при сжатии льдины уходили под корпус судна, выжимая его на лёд. В районе заострений носа и кормы шпангоуты ставились с нулевой шпацией, вплотную друг к другу, образуя единую прочную конструкцию. Судно имело двойную обшивку, то есть обычную наружную и внутреннюю, что придавало корпусу дополнительную прочность. Поверх основной в районе переменной ватерлинии крепили ледовую обшивку (она же шуба, коца как у кочей). В экспедиции должны были участвовать три судна: самым крупным был флагман водоизмещением 400 тонн, он же должен был работать как линейный ледокол (по совремённым понятиям) и имел длину 90 футов (27,45 метра); ширину 6,49 метра; осадку 3,5 метра. Размерения двух оставшихся судов (они были одинаковы): водоизмещение по 240 тонн: длина 72 фута (21,96 метра); ширина 5,19 метра; осадка 2,9 метра. Дополнительно корпуса подкреплялись айс-бимсами. Парусное вооружение судов было таким же, как на двухмачтовых гукорах.

Итак, работы над проектами экспедиционных судов завершены. Все суда "новоманерные" и по всем параметрам соответствуют указам Петра I, они имеют повышенную прочность и могут плавать в битых льдах арктических морей. Их чертежи специальным курьером направлены капитан-командору, главному командиру Архангельской конторы над портом Петру Авраамовичу Чаплину (? - 1765) (он был участник первой Камчатской экспедиции) с приказом срочно заняться строительством трёх гукоров "…со всякою наивозможною скоростью и к тому прилагать неусыпное попечение…". Суда решено было строить на Островной крестьянской судоверфи братьев Тимофея Степановича и Фёдора Степановича Кармакуловых, на реке Пинега. В Протоколе комиссии отмечалось, что они повидали на своём веку много разных судов, но и имеют большой опыт их строительства "в разных пропорциях". Они могли по своему усмотрению набирать "рабочих людей", подбирать новый такелаж или снять лучший с любого строящегося судна, "чтобы ни в чём недостатка и остановки не было".

А тем временем офицерский состав серьёзно готовился к экспедиции. В Санкт-Петербург были приглашены штурманы А. Мухин, А. Ломов, О. Шелехов, В. Вашугин и И. Оконнишников. Занятия проводились под "смотрением" М.В. Ломоносова членами Академии наук Андреем Дмитриевичем Красильниковым (1705 - 1773) русским астрономом-геодезистом; самим Михайло Васильевичем и другими видными российскими учёными. Помощниками командиров кораблей были назначены лейтенанты Пётр Борноволоков, Фёдор Озеров и Пётр Паярков имевшие опыт плавания в полярных морях. Академик Степан Яковлевич Румовский (1734 - 1812) составил таблицы "Расстояний Луны от Солнца" и "Закрытия и открытия юпитеровых спутников", что позволяло применять способ "лунных расстояний" для определения долготы места наблюдателя. В феврале 1765 г. М.В. Ломоносов написал "Примерную инструкцию морским командующим офицерам, отправляющимся к приисканию на Восток Северным Сибирским океаном", весьма полезную для моряков.

Офицеры получили новейшие навигационные инструменты - хронометры "кои заводятся однажды в неделю" и редкие, весьма ценные в то время, секстаны, один из секстанов принадлежал М.В. Ломоносову. В инструкции уделялось серьёзное внимание "точному ходу времени", Михайло Васильевич рекомендовал - "для показания времени всего способнее и вернее иметь на каждом судне по нескольку часов карманных с секундами, через довольное время в исправности испытанных, которые содержать должно в равном градусе теплоты, сколько можно". И далее - "…буде ж два (два определения места корабля в море) согласны, а третье рознится, на двух надёжнее утвердиться. Когда же все три рознятся, то должно смотреть, нет ли у кого каких неисправностей, и потому, положив общий пункт места, начать новое исчисление".

В 1764 г. из Архангельска вышел пинк "Слон" и четыре гукора под командованием лейтенанта Михаила Немтинова. На Шпицбергене в Клокбайском заливе была сооружена база с амбарами, избами, банями и необходимыми припасами. Составили карту залива с подробным промером глубин, после чего суда вернулись в Архангельск. На базе осталось 11 зимовщиков во главе с лейтенантом Моисеем Рындиным.
К августу 1764 г. были готовы к плаванию суда экспедиции - 3 гукора. "Капитанам, долженствовавшим управлять сими судами, предоставлена была честь назвать их своими именами. Сии капитаны по своему искусству и ревности к службе были избранные люди, и пошли добровольно из одной чести, возжигаемы будучи патриотической бодростью". Весной 1765 г. суда бросили якоря на рейде г. Кола. Сюда же по суху прибыли из Санкт-Петербурга штурманы. Они привезли главному командиру В.Я. Чичагову инструкцию, астрономические пособия и подарки офицерам - золотые часы с секундной стрелкой. В мае, "как только кораблеплавание около Колы открылось, так и назначенные суда совсем изготовились к выходу. Оне были каждое о двух мачтах, и в случае могли идти на вёслах", 9 мая 1765 г. экспедиция покинула Кольский залив, имея в своём составе общей численностью 178 человек, из них 20 - опытные поморы, ранее промышлявшие на Шпицбергене.

Уже 16 мая на рейде бухты Клокбай лейтенант Моисей Рындин встречал 3 гукора - "Чичагов", "Панов" и "Бабаев". После короткого отдыха экспедиция вышла в море и 11 июля суда преодолевали битый лёд, а 24 июля путь преградили сплошные многолетние льды. Это произошло на широте 80 градусов 26 минут сев. широты. Несмотря на отчаянные попытки, продвинуться дальше на Север не удалось, было принято решение возвращаться в Архангельск без захода в б. Клокбай - "…во время плавания как Гренландского берега, так и проходу сквозь льды не усмотрели и потому заключили, что проходу нет". 20 августа суда вышли на фарватер Северной Двины. После короткой стоянки Василий Бабаев перегнал гукоры на зимовку в Колу, а офицеры сели за написание отчёта, в котором отмечалось - "…и по всем видимым нами обстоятельствам, северный проход, за непреодолимыми препятствиями ото льдов, невозможен".

Реакция Адмиралтейств-коллегии отрицательна, вице-президент граф И.Г. Чернышев обвинил В.Я. Чичагова и офицеров в нежелании найти какой-либо "способ прикрыть падающий на российских мореплавателей стыд о малотерпимости их бытия в неизведанных водах". Однако свидетельства очевидцев плавания принудили Адмиралтейств-коллегию выразить доверие В.Я. Чичагову и предоставить ему право в сложившихся условиях принять самостоятельное решение. А оно было единственным - в 1766 г. повторить плавание.

Итак, 19 мая 1766 г. суда вновь покинули Кольский залив. Мурманское море (так тогда называлось Баренцево море) встретило их пасмурной погодой, туманами, снежными зарядами, штормом. Лишь 16 июля они подошли к Шпицбергену на широте 79 градусов 50 минут. А на следующий день ударил мороз, снасти обледенели, палубы и рангоут покрылись ледяной коркой, но гукоры упорно пробивались на Север и достигли широты 80 градусов 30 минут, и снова их путь преградили тяжёлые многолетние льды. Понимая, сколь критично их положение, В.Я. Чичагов собрал совет, на котором решили - "…за непреодолимым к намеренному пути ото льдов препятствием" надо возвращаться назад.

На обратном пути, 30 июля бросили якоря в б. Клокбай. Здесь им предстала печальная картина - из-за тяжёлой ледовой обстановки судно со свежим провиантом к базе не пробилось, зимовка для некоторых оказалась непосильной, несколько человек умерло от цинги, а остальные еле держались на ногах. Приняв на борт оставшихся в живых, суда 10 сентября бросили якоря на рейде г. Архангельск.

Пришлось поплавать в этих широтах и автору этих строк, поэтому кое-что мне известно. Сегодня говорят о потеплении в Арктике. Но дело в том, что Арктика часто ведёт себя как капризная взбалмошная дама. В одном месте можно встретить большие свободные ото льда акватории, но буквально в нескольких десятках миль присутствуют тяжёлые непроходимые многолетние льды. Ледовая разведка в эпоху походов В.Я. Чичагова отсутствовала. А Михайло Васильевич покинул этот мир в 1765 г. Вполне вероятно у него были и запасные варианты походов. Например, пройти вокруг мыса Желания на Новой Земле. Мощная водная система Гольфстрим неоднородна. Подходя к европейскому материковому склону Гольфстрим распадается на несколько рукавов. Один рукав уходит на глубину, огибает с северо-запада архипелаг Шпицберген и отдельными линзами тёплой поды прослеживается севернее Земли Франца Иосифа. Три рукава Гольфстрима выходят на континентальный шельф; северный рукав прослеживается у северной оконечности Новой Земли. Южный рукав проходит вдоль побережья Норвегии и России, хорошо прогревая шельф Баренцева моря. Неудавшийся первый маршрут экспедиции можно было попробовать осуществить, следуя вокруг мыса Желания. Однако всё зависит от ледовой обстановки и от удачи - потому, что год на год не приходится.

Из поморских лоций известно, что были годы, когда поморы вели промысел на своих кочах севернее Земли Франца Иосифа, где наблюдались большие акватории свободной ото льда воды, и никому не приходили мысли о потеплении в Арктике. Бывали годы, когда на пути экспедиции В.Я. Чичагова океан был на многие мили свободен ото льда. В начале 60-х годов мы на экспедиционном судне "Тунец" прошли по чистой воде значительно севернее архипелага Шпицберген, погода была великолепна, на сколько хватал глаз океан был чист ото льда. У нас даже возникло желание пройти вокруг архипелага, но, зная нрав Арктики мы не рискнули. Хотя в 30-х годах такое плавание совершил НИС "Персей" - зверобойная шхуна со слабенькой паровой машиной. То, что экспедиция В.Я. Чичагова была не безнадёжна приведу некоторые более свежие примеры. В сентябре 1928 г. ледокол "Красин" в поисках дирижабля "Италия", потерпевшего катастрофу, прошёл от Шпицбергена до Земли Франца-Иосифа при благоприятной ледовой обстановке и вышел в точку 81 градус сев. широты и 19 градусов 58 минут восточной долготы; в 1932 г. зверобойная деревянная шхуна "Книпович" обогнула с севера Землю Франца-Иосифа не встретив льдов; в 1935 г. ледокольный пароход "Садко" дошёл до точки с координатами 82 градуса 41,4 минуты северной широты и 87 градусов 49 минут восточной долготы, на всём видимом пространстве в северном направлении была чистая вода; август 1954 г. вокруг станции "Северный полюс - 3" образовалась огромная полынья, на поверхности моря гуляла большая волна: 1955 г. ледорез "Литке" обогнул с севера Землю Франца-Иосифа и по чистой воде вышел в точку с координатами 83 градуса сев. широты и 53 градуса 11 минут восточной долготы.