"БУДУ ЛЮБИТЬ ВСЕГДА"

Анатолий Маркуша

- П-прочли бы, а? Пожалуйста, мы все п-просим. Честно говоря, мы не с каждой с-строчкой согласны, но все равно... Он писал книгу! П-понимаете?

Разговор не получался.

Ребята заметно нервничали. Их волнение каким-то неведомым образом действовало и на меня, хотя я мало понимал, о чем речь.

Не без труда удалось выяснить: неделю назад Вундеркинд был, с ним спорили, ссорились, соглашались или не соглашались, иногда - правда, не слишком часто - им восхищались, он постоянно вызывал удивление, и вот - нет Вундеркинда. Нет. Больше ни подраться, ни помириться. Осталась эта синяя папка, набитая разрозненными листками, исписанными его аккуратным, похожим на девчоночий почерком, наблюдения, мысли, его, Вундеркинда, радости и обиды. Все-таки это непостижимо - был человек - и нет человека, осталась только фотография. Он смеется, показывает белые, ровные, как на подбор зубы...

Рукопись вундеркинда

1. Допустим, я прихожу в редакцию и кладу на стол папку, и покорно кланяюсь:

- Вот, написал книгу, пожалуйста, познакомьтесь.

Они, в редакции, оборжутся: нахал, мальчишка! Книгу сочинил. Что ты видел, а туда же - в писатели?.. Уморил: "Будьте любезны, пожалуйста, прочитайте..." Делать нам нечего?!

Может, в глаза ржать не станут, но спровадят обязательно.

Почему-то все взрослые всех подряд ребят считают дураками, а себя, наоборот, умными. Как закон! Не спорю, среди взрослых умные, конечно, есть, но это еще вопрос: а какой они составляют процент от общей массы?

И потом, правильно ли думать, если кто-то закончил институт, пусть даже заделался кандидатом каких-нибудь наук, так он уж обязательно и очень умный?

Могу привести пример. Приходит в дом гость, дядя Лева. У хозяина сын. Так? Ребенку пять лет. Он нормально читает - хоть букварь, хоть газету.

- Здорово, барин! Как звать? - голосом петрушки выкрикивает дядя Лева (барин - для шутки, наверное). Получив ответ на свое "как звать", интересуется:

- А почему у тебя глазки черненькие? Или не моешь?

- Мою, - говорит парнишка, а сам думает: "Ну, идиот!"

- А кого ты, барин, больше любишь - маму или папу? - не успокаивается дядя Лева.

"Болван!" - снова непочтительно думает мальчишка, но отвечает. Попробуй не ответь - скандала не оберешься: старших уважать полагается. Это как дважды два!

- Больше всего я люблю подарки.

- Во дает! - то ли изумляется, то ли восхищается дядя Лева и тут же начисто про мальчишку забывает.

Знаю! Сейчас мне скажут: пятилетний мальчик думать так не может - мал. Еще как может! Этим пятилетним был я и думал точно так. А дядя Лева - родственник моего отца, какой-то "юродный" мне дядя. Он закончил Московский автомобильный институт, работает в НИИ и, между прочим, очень гордится своим верхним образованием. Когда я тут недавно спросил у него, кто первым и в каком году перелетел через Атлантический океан, так дядя Лева не ответил, а начал заводиться - пусть яйца курицу не учат! Это правильно? Если я знаю, а он - нет, так почему бы у меня не поучиться?

Одного примера мало? Могу привести еще сто!

Было мне десять лет. Начался третий класс. Зимой родители прибавили мне самостоятельности - разрешили без сопровождения взрослых ходить на каток. Вот и пошел... С Олей. Ей тоже десять лет было. Мы в одном классе до сих пор учимся. И ее мама попросила мою маму, чтобы я Олю взял с собой - у них папа болел и всякое такое. Мне это не очень понравилось, но как сказать тут "нет"... То есть сказать проще всего, а объяснить - почему?

Мы накатались и пришли с катка к нам. У меня ключ был. Сначала думали чаю попить, но нам так спать захотелось - может, мы перекатались, - что не успели на диван прилечь, захрапели.

Как мама пришла, как пледом нас накрыла, не слышали. Накатались, спим. Теперь вопрос: чего тут особенного? Правда, ничего? Я тоже так считаю.

Но притащилась соседка из сто восьмой квартиры. Марья Алексеевна. Между прочим, лаборантка, химик! Она тогда еще работала в научно-исследовательском институте... Мы с Олей только-только стали глаза продирать, лежим на диване и не поймем толком, где находимся, а эта Марья Алексеевна как понесет:

- Ангелочки, маленькие мои! Ну прямо молодожены...

Не дура? Дура!

Оля вся красная стала, готова зареветь. А я так прямо и сказал тогда:

- Вы, Марья Алексеевна, дура!

На мое счастье, как раз в этот момент отец домой вернулся. Представляю, какой бы разнос учинила мне мать без него!

Отец Марью Алексеевну аккуратно под уздцы из квартиры вывел, а мне только и сказал:

- Нехорошо, Кирюха. Пожилой все-таки человек.

Правильно. Старых, много наработавших людей, которые в жизни опыт и все такое имеют, уважать надо. Никто не спорит! Но ведь пожилой человек - еще не профессия.. И что это будет, если все старики станут лезть во все дела, давать советы и "ЦУ"?! Старики, между прочим, тоже разные. Наверное, вам показалось, что я терпеть не могу взрослых. Это верно. Но не всех подряд. И эту книгу я решил написать, чтобы те, кто считает себя над нами, увидели и поняли, как мамы, папы, учителя, соседи, продавцы магазинов, контролеры в кино, милиционеры, буфетчицы и многие другие-прочие портят нам, ребятам, жизнь, хотя в нашей стране существует только один привилегированный класс - дети. Значит, мы!

Пишу и переживаю: а кто поймет, кто откликнется?

Но вообще-то я зря волнуюсь - скорее всего, никто не захочет напечатать мою книгу и понимать будет нечего.

Но кое-какая надежда у меня все-таки есть: мы растем и вырастем, станем взрослыми, и, может, тогда люди меня услышат!
Так что не буду огорчаться раньше времени. Надо писать, складывать готовые странички в папку, а там... Поживем - увидим !

На некоторые мои личные наблюдения и вопросы хотелось бы получить откровенные ответы старших товарищей.

Кто-то - чаще это женщина - собирается выйти из дома, например, в гости, в театр или на какое-нибудь собрание. И три часа собирается: специально моется, шикарно наряжается, причесывается (бывает, даже в парикмахерскую по такому случаю тащится), пудрится и душится... Правильно? В то же самое время этот человек, находясь дома, разгуливает перед своими в старом, застиранном халате, на халате не хватает штук трех пуговиц, на ногах растоптанные, как лыжи, тапочки, волосы врастрепку и тэ дэ.

Можно ли из этого наблюдения сделать вывод, что чужие очень многим куда ближе, чем свои... ну-у, члены семьи, дети? Или еще так посчитать можно: вы нафуфырились перед уходом из дома, чтобы посторонним пустить пыль в глаза - знай наших! Это что - тщеславие?

Другое наблюдение.

Около нашего дома, с его внутренней стороны, сделаны довольно высокие железные козлы из водопроводных труб. Каждую субботу и каждое воскресенье кто-нибудь из жильцов непременно часиков в шесть утра вытаскивает и развешивает на козлах ковры и принимается выколачивать из ковров пыль.

Бум-бум-бум! Нажаривают так, что стекла в окнах третьего этажа вздрагивают и жалуются.

У многих для выбивания пыли имеются даже специальные выбивалки - такие, плетеные, по виду напоминают саперную лопатку, только закругленную. А у кого специального инструмента нет, те лупят палками.

Становится ли обработанный таким способом ковер много чище, не знаю. Куда девается пыль из ковра - тоже, между перчим, задача. Поглощается окружающей средой? Возьми, Боже, что нам негоже?! Сомнительно...

Очевидно другое: один ухаживает за своим ковром, пусть даже и очень дорогим его сердцу, а тысяча человек должны не спать. Подъем! На зарядку выходи! И это в нерабочий день, это чуть свет. О какой же справедливости можно говорить тогда в более серьезных масштабах, а? Может, я чего-то не понимаю?

Еще один вопрос.

Меня рано стали учить шахматам. Название фигур, правила их расстановки я запомнил сразу. Начал двигать: пешка с е-2 на е-4... Не скажу, что научился играть всерьез, но такие штуки, как длинная и короткая рокировки и киндермат, освоил. И мне стало интересно: можно ли в шахматах предусмотреть все возможные варианты?

Стал спрашивать у знатоков. И один сообщил историю мудреца - перса, изобретателя шахматной игры, который попросил в награду у своего шаха столько пшеничных зерен, сколько получится, если на первое поле положить зернышко, на второе - два, на следующее - четыре и так далее, на все клетки. Самые главные ученые считали-считали, пока оказалось - никаких богатств всей персидской земли не хватит, чтобы отвалить мудрецу этакую премию.

Рассказывал мне эту байку с гордостью: вот, мол, какая неисчерпаемость таится в шахматах? Понял? Чувствуешь?

Понять-то я понял, но думаю, а для чего вообще играть в эту игру, если никакой жизни не может она прибавить? Жалко, не могу спросить у Каспарова об этом - не знаю, как к нему подкатиться...

Ну и последнее наблюдение.

Один раз я был в гостях у бабушки. Она старенькая, ее все считают очень разумной, ходят советоваться к ней, по всяким делам -.тоже. Когда я у нее был, зашел сосед и стал просить сколько-то денег взаймы, до получки.

- Небось на водку просишь? - Это бабушка, слышу, спрашивает.

- Не буду врать, Михайловна, выпить охота: все горит внутри, честно говорю.

- И опять напьешься, и опять будешь скандалить, а виноватой окажусь я?

Тут сосед начинает клясться, что лишнего не позволит, что все будет шито-крыто, никакой комар носа не подточит, и в таком же духе еще много чего наговаривает. Бабушка выслушивает - надо же! - и давай соседа учить: если перед выпивкой проглотить грамм сорок масла или стакан жирного мясного бульона, тогда водка его не возьмет и он будет, как она выразилась, "в порядке". И требует: сделает сосед так - она ему в долг даст, а не сделает... Ничего, дескать, не поделаешь.

- Так для чего тогда, Михайловна, пить, если не забалдеешь? Выходит, зря мучиться?

Слушал я этот разговор и думал: как же так - взрослые нас день и ночь учат, что правильно, а что нет. Так? А сами не знают, где хорошо и где им бывает плохо?

Эти вопросы вам, тем, кто будут читать эту книгу. Подумайте, одни ли глупости занимают нас, ребят, как вам кажется?

2. То лето было как и всякое другое: июнь плюс июль плюс август. Только мне казалось, что в каждом месяце сделалось дней по шестидесяти. И ужасно хотелось, чтобы скорее был сентябрь! Дожить - и в школу! Честно сказать, не так уж я мечтал узнавать что-то новое, обогащаться всякими полезными сведениями, как хотелось стать учеником. Ученик - не просто мальчик, ученик - это о-го-го!. Он каждый день ходит в школу, а там не в детские игрушки играют - там занимаются серьезными вещами: пишут, например, или считают! Ему обязательно покупают ранец, краски, пенал, карандаши двадцати четырех цветов, вот!

Будь у меня старший брат или сестра, я бы, пожалуй, лучше себе представлял, что происходит в школе, но у меня никого не было, и про школу я сам себе навыдумывал черт-те что. Например, я нисколько не сомневался, будто в школе живет всякое зверье: волнистые попугайчики, морские свинки, белочки, золотые рыбки... Почему-то я твердо верил: каждый день начинается чем-то вроде общего спортивного праздника, когда ученики выполняют под красивую музыку всякие упражнения, а потом только разбегаются по своим классам - писать, считать и учиться всем другим наукам.

Я рвался в первый класс, чтобы быть учеником, получить ранец, быть среди других ребят, носить форму.

И день наступил.

Накануне меня заставили хорошенько вымыться, утром надели все чистое и новое.

Мама сказала:

- Перед школой полагается как следует покушать.

- Если не заправишься, ослабеешь,- подтвердил папа.

С ним я не спорил, во всяком случае тогда. Я даже не могу объяснить почему. Ну, отец - авторитет... Хотя я этого авторитета никогда не боялся. Честно. Может, потому не боялся, что он меня не пугал, за уши не таскал и вообще не имел дурацкой привычки показывать, какой он важный... Скорее всего, я за это его и уважал - человек как человек. Все понимает. Если говорит - по делу, не обманывает. Чего обещал, допустим, сделает, а не может сделать, так и обещать не станет... И мне говорил: "Не можешь - скажи: "Я постараюсь", - но не больше, а если уверен, что можешь, тут уж, извини, умри, а выполни. Слово - закон!.."

Только я пока подожду про отца писать, а то боюсь, как начну, не остановиться...

Мамина мама, то есть моя бабушка, обожает напоминать: "Смотри не безобразничай: Бог все видит и спасибо за твои фокусы не скажет". У бабушки в комнате красивая большая икона висит, вообще божественный дух имеется. А у нас в доме - ни икон, ни духа. Для меня вроде бога всегда был отец - все видит, все понимает.

...Но есть мне совершенно не хотелось - что тут сделаешь? Горло сухое, слюна не идет... только я привык верить отцу и боялся ослабеть, поэтому через силу, можно сказать, поднаперся овсянкой и чаем. Подзаправился так, что за живот было не ущипнуть, а в глотке булькало и переливалось сладкое.

Когда я был совсем готов, оказалось, что в школу идти еще рано. Как-то странно начинался день: и мы торопились, и часы шли не как надо, и у мамы голос вдруг делался хриплым...

В конце концов я сказал:

- Пошли уж, чего там мучиться!

И мама сказала:

- Правильно. Лучше прийти на десять минут раньше в школу, чем так страдать.

И мы выкатились из дому.

На улице стояла легкая прохлада. Когда мы с мамой вышли, мне показалось, что буквально со всех сторон прут ребята, все - с цветами. Мне тоже всучили гладиолусы - целый веник. Для чего? Но тащить пришлось. Держать цветы было трудно: ветер норовил растрепать букет.

Наконец мы пришли в школу. Тут нас всех построили во дворе. Разные взрослые нас поздравляли и долго говорили: не балуйтесь, учитесь хорошенько, слушайтесь старших, не деритесь... И для чего они все это рассказывали, когда каждый дурак понимает: в школе не полагается баловаться, а полагается слушаться!

Потом нас повели по классам.

Здесь, в первом "А", мне понравилось гораздо больше, чем во дворе. Я разглядел нашу учительницу. Она была красивая. От нее вкусно пахло. Наша учительница смеялась и не злилась на ребят, если мы во время урока вели себя не очень-то на "отлично".

Наша учительница замечательно все понимала: как мы могли сразу заделаться настоящими учениками, если никогда раньше не ходили в школу? Ну, кто-то вскакивал с места, вертелся - и что? Не террористом ведь был человек - просто еще не привык долго сидеть неподвижно. И она никого не ругала, а, наоборот, всех успокаивала.

Теперь, когда я уже повидал разных учителей, когда могу кое-кого сравнить кое с кем, скажу так: если человек не любит ребят и все время только и делает, что злится, лучше ему в школе не работать. А то и самому, и другим от такого человека никакой радости не будет. А у французского писателя Анатоля Франса я недавно прочитал, что учиться надо обязательно весело. Не знаю, читала наша учительница Анатоля Франса или сама догадалась, как надо учить, но в первом классе у нас всегда было легко и весело, как будто мы не работали, а играли.

И все шло очень хорошо.

Никто из ребят сильно не нарушал порядка, все старались. Когда Оля притащила с собой на урок котенка и тот вылез из сумки и побежал по классу, тоже ничего страшного не случилось.

- А этого ученика как зовут? - спросила учительница.

- Брешка,- сказала Оля, - он мой.

- Очень хорошо. Только лучше Брешку не приноси пока в школу: он еще мал, может заболеть в непривычной обстановке. Ясно, Оля?

Ребята в нашем классе очень редко ревели, мало дрались, и никто, мне кажется, не волновался из-за отметок. Кстати, это очень важный вопрос: кто и для чего придумал ставить отметки прямо с первого класса?

Допустим, у меня все идет нормально: четверки, пятерки, иногда попадается нечаянный трояк... Никто не делает большого шума и не портит никому жизнь. Но вот мне нарисовали в дневнике пару. Справедливо или нет - не главное. Двояк схвачен! Какое это может оказать на меня воздействие? Давайте разберемся.

Если человека за двойку дома лупят, хотя официально такое запрещено, а в Швеции даже считается уголовным преступлением, едва ли отметка улучшит мои успехи. Ради чего стараться? Скорее я начну хитрить: подделывать, "терять" или прятать дневник, возможно, стану расписываться за родителей и... копить в себе злобу. А если пары пойдут одна за другой, очень иного шансов - плюну, махну на самого себя рукой и стану медленно, но верно погибать от равнодушия к жизни.

Удивительно, как взрослые не понимают, что системой отметок они нам и себе только портят жизнь! Вот свежайший пример. В параллельном классе Кисяк (их классный руководитель Кирилл Сергеевич) влепил всем мальчишкам за поведение по единице. Сам ребят довел, и они стали тогда мычать с закрытыми ртами. Он к одному подходит, тот смолкает, он - к другому... ничего сделать не может. И влепил!

Думаете, воспитал?! Ни фига, извините за выражение, никого он не воспитал. Ребята только смеются и, очень возможно, станут теперь нарочно доводить и злить Кисяка, чтобы не вредничал.

Подумайте - всем по колу! Эт-т-то же выходит круговая порука! Нет, людей надо любить, а не злобить их дурацкими отметками и несправедливыми наказаниями. Только тогда люди и к вам станут относиться по-человечески. Попробуйте - спасибо мне скажете.

В первом классе было хорошо: Лилия Андреевна нас любила. Может, конечно, и не всех поровну, но доставалось от ее любви каждому. Один раз я сам слышал, как она чьей-то мамаше рассказывала:

- Вместо завтрака в половине восьмого я обед ем. С супом, со вторым и с компотом, чтобы уж потом, в школе, ни о каком буфете не думать. Мое время - их время, ребячье.

Потом она уехала за границу. Ее директором русской школы послали работать. Мы понимали - ей нужно: она жила без мужа, дочка выросла, в квартире стало тесно, в кооператив вступать дорого. Вот и поехала. Это мы понимали и все равно жалели. Дураки: жалели ее, хотя жалеть надо было себя. Правда, тогда мы еще не знали, что нас ждет.

Во втором классе к нам, пришла новая учительница. Толстая - невозможно представить! Идет - колышется студнем. Платья на ней просто лопались и были в пятнах, как будто она жиром потела. Но этого мало. Она еще и злющая оказалась! Чуть что - орать! Да как - дурным голосом: "Я вам покажу! Я вас научу! Марш в угол!.."

Меня она почему-то не очень доставала, но все-таки.

Один раз стала Лилию Андреевну поливать: вроде Лилия Андреевна плохо нас учила, избаловала. Я тогда поднял руку и подрыгал пальчиками: в туалет можно?

- Приспичило? Десять минут всего прошло... В перемену не мог управиться? Ладно, ступай, только живо.

А мне ничего не надо было, но все равно я просидел в уборной до конца урока: не хотел слушать, как она Лилию Андреевну поливает. Торчал у окошка - оттуда тополь виден. Старый, скоро, наверное, свалится: весь ствол в дырках. Такие глубокие дупла... Из них воробьи вылетали.

А я глядел и думал: им хорошо - не надо никого ненавидеть. Чирикают, и все дела!

А Фаину Исааковну эту я и сегодня ненавижу. Ну для чего ей было на маленьких детей орать, топать, грозить, подзатыльники отвешивать?

И не потому я ее ненавижу, что очень расстраивался из-за наказаний, нет! Мы когда с ребятами возимся, бывает, больнее затрещины друг другу отпускаем - и ничего. Но подло орать на человека, когда точно знаешь: он на тебя крикнуть не смеет!

Или: ты ему по шее, а он - молчи! Кто это только придумал - орать? Умные люди? Образованные педагоги, да?

Правда, на птиц глядеть - удовольствие! Свободные - куда хотят, летят, когда пожелают, сядут. И никто над ними не начальник...

И тут я бы хотел высказать одну важную мысль. Человеку много чего надо - и взрослому, и тому, кто еще в школу ходит. Но больше всего нам, то есть ребятам, не хватает... свободы. Правда! Который только еще из коляски выполз, он на самом деле ничего еще не понимает, но почему мне, ученику, без конца указывают, велят, напоминают: ходи - не ходи, стой - сиди, молчи - говори, тише - громче... И так без конца! Это же запросто можно сойти с ума. А потом мы же еще и слышим: дети пошли какие-то нервные... Будешь нервным, если тебя, как куклу в кукольном театре, за ниточки дергают. Это же напряжение! Мне лично повезло, можно сказать, и на родителей, и на первую учительницу. А другим?

Ну пусть почти на всех - обязательно орут. Вы прислушайтесь - и сразу убедитесь: орут. А вот я совершенно не переношу, когда на человека подымают голос. Фактически из-за этого я и в милицию первый раз попал.

Выхожу на станции "Маяковская" из метро: вижу, военный патруль с бляхами в половину груди, при штыках стоит. Старшим - майор. Сухой-сухой. Глаза у него тусклые. Губы тоненькие - в ниточку. И весь из себя такой, что страх наводит. Смотрю, патруль задержал солдатика. Тот роется в карманах - наверное, документы ищет. А майор его про что-то спрашивает. Ну, я подкатываю поближе, встаю рядом - интересно. Подумал еще: "Мне ведь тоже в армии служить, так что интересно узнать, какие там дела бывают. Если по газетам судить, так жутковато. А тут случай самому послушать".

Но ничего толкового я не услышал. Майор меня заметил и с таким презрением в голосе говорит:

- Давай, пацан, отваливай! Нечего тут ушами хлопать. Ты что, не слышишь?

- Вы мне? - спрашиваю, вроде не понял, и рожу скорчил - полного придурка работаю. Люблю позлить, когда на меня как на инфузорию смотрят, тем более я майору ничего плохого не сделал.

- А кому же?

- Странно. Ушами обыкновенно ослы хлопают. Потому у них уши и отрастают...

- Очень, я смотрю, ты грамотный, - окрысился майор. - Отваливай, тебе сказано!

- Неужели это плохо - грамотным быть? Вот и нам в школе все время толкуют: учись, учись, а то дураком помрешь или прапорщиком станешь. - Ну насчет прапорщика я, конечно, чтобы позлить его, ввернул. - Что, неправильно нас, товарищ майор, учат?

И тут замечаю: солдатик напрягся, глаза вправо, глаза влево... Ну, ясно - прицеливается дерануть от патруля. И сделалось мне страшно, и помочь солдатику охота. Ну, я и давай нахальничать напропалую. Майор цыкнул на меня: ах, так! И я не смолчал. Словом, пошло-поехало, а пока мы беседовали таким оживленным образом, солдатик не растерялся и дал деру.

Майор как увидел, что рядовой тю-тю, можно сказать, из рук у него ушел, как на меня разорется. А мне что?! Я тоже ему объяснил: не дело старшему офицеру паршивыми словами погоны свои позорить... Короче, солдатика он упустил, а меня, как лицо исключительно гражданское, спровадил в милицию.

Правда, милицейский капитан попался хороший. Для порядка мозги припудрил: вот, мол, ты способствовал смотаться нарушителю, а вдруг он дезертир? Замаскированный шпион?

- Вы серьезно про шпиона, товарищ капитан? Тогда и я, может, из ЦРУ? Не допускаете?

Тут капитан как засмеется на все тридцать два зуба.

- С тобой все, - говорит, - прозрачно ясно: ты трепло и нахал! Вот ты кто. А теперь не отсвечивай: ноги в руки - и чеши отсюда... Мне от этого капитана даже уходить не хотелось: понимающий человек! И веселый, и подход у него нормальный.

(Продолжение в следующем номере)