ВСЕ МЫ ЖИЛИ ПО СОСЕДСТВУ

К пятидесятилетию полёта Ю.А. Гагарина

Валентин Дмитриевич Бахтин,
начальник сектора ЦИАМ им. П.И. Баранова

Волею судьбы в начале 1958 года мы с мамой - Бахтиной Марией Васильевной, переселились в двухэтажное деревянное здание, с коридорной системой расположения комнат, на 20 семей, общей кухней и комнатой для хозяйственных нужд (стирки, глажения и т.д. для жильцов первого этажа), на втором этаже была аналогичная система расположения комнат и коммунального хозяйства.

Мама моя после окончания медицинского института была распределена в Министерство обороны СССР, где и проработала всю свою жизнь. В годы Великой Отечественной войны она дослужилась до звания капитана медицинской службы.

Жилая комната в 14 квадратных метров, предоставленная маме в ведомственном доме за выездом офицера с семьей, была первой собственной жилплощадью, чему мы с мамой были несказанно рады. Дом располагался в живописном месте - Московском парке Сокольники, на территории Центрального научно-исследовательского авиационного госпиталя (ЦНИАГ). Я сам в описываемое время - шестнадцатилетний ученик 9 класса школы № 582 на Якиманке в Замоскворечье. Ведомственный жилой дом на территории госпиталя конечно же был "инородным телом", занесённым туда ветрами войны, но трудности с жильём для сотрудников Министерства обороны заставляли администрацию госпиталя мириться с этим фактом.

Круглогодично госпиталь был полон военными лётчиками, проходившими очередные медицинские комиссии, обследования и лечение. Центральный корпус находился в красивом старинном особняке, перед фасадом которого располагался большой круглый фонтан. Рядом - небольшие лабораторные корпуса и постройки. Территория госпиталя окружена высоким глухим забором. Вход и въезд осуществлялся через единственную проходную. В ухоженном парке госпиталя было множество дорожек, клумб и цветников. Окна нашей комнаты выходили на волейбольную площадку, рядом располагались теннисный корт и городошная площадка, были столы для настольного тенниса и небольшая спортплощадка для мини-футбола. В общем - место курортное. В доме проживали в основном одинокие пенсионеры и отставные военнослужащие.

Жителям нашего дома не запрещалось играть на спортплощадках, и я со своим соседом, ровесником Володей Курьеровым вовсю пользовались этой привилегией. Володя был перворазрядником по теннису. По этой причине врачи госпиталя, лётчики и иногда я служили ему спарринг-партнёрами. Наступил 1959 год. Я вполне освоился с жизнью на закрытой территории, тем более что проходная для нас была всегда открыта, всех нас знали в лицо, а гостей мы проводили через проходную лично. Приближались выпускные экзамены в школе. Пора было думать о дальнейшей судьбе. Частые контакты с молодыми лётчиками на волейбольной площадке, на теннисном корте, да и просто на аллеях госпитального парка разворачивали мои мозги в сторону авиации. К тому же и отец мой был стрелком-радистом в бомбардировочной авиации дальнего действия, и я помнил его рассказы о войне.

В госпитале работало много молодых девушек, которые были не намного старше нас с Володей, и мы, 17-ти летние парни, конечно, всячески искали знакомства (в некоторые моменты персонал госпиталя тоже выходил на спортплощадки). Вскоре у нас появились хорошие знакомые среди младшего медицинского персонала госпиталя - медсёстры, лаборантки, ассистентки. Они (как я сейчас понимаю, в нарушение всяких дисциплинарных инструкций) показывали нам испытательные лаборатории для тестирования лётчиков. Однажды в одной из лабораторий я сидел за пультом, на котором мигали разноцветные лампочки. При определённой комбинации нужно было нажать на кнопку, обозначив, что я "засёк" заданную комбинацию, Володя что-то подсказывал и подталкивал меня, когда надо нажимать кнопку, персонал - две лаборантки - давились от смеха, видя нашу беспомощность.

Вдруг они стихли. Мы обернулись - в дверях стоял дежурный врач и сурово смотрел на происходящее. Облом по всей форме. Конечно же, нас выпроводили из служебного помещения, да и девушкам, вероятно, тоже попало. Но, поскольку нас в госпитале хорошо знали, а врач был постоянным партнёром Володи по теннису, всё не только обошлось без последствий, но даже и наоборот! Этот врач через некоторое время пригласил нас с Володей на свои эксперименты в качестве подопытных кроликов. Он писал диссертацию по каким-то медицинским вопросам. Ему требовались экспериментальные данные. Лётчики, измученные проверками и испытаниями, мечтали быстрее вырваться из госпиталя и редко соглашались на его "экзекуции" даже за дополнительную плату, которую он обязан был платить испытуемым. Нам с Володей было, конечно, очень интересно пройти тестирование в лабораториях госпиталя на настоящих тренажёрах для настоящих лётчиков. Тем более, что после завершения экспериментов врач обещал сводить нас в ресторан "Арагви", что для нас тоже было не менее интересно, так как вообще ни в каком ресторане мы не бывали.

Стояло лето 1959 года. Я окончил школу и готовился поступать в МАТИ. В удобное для доктора время (обычно после работы) он приглашал меня на свои эксперименты, обвешивал датчиками, объяснял, что от меня требуется, а я старался выполнять все его задания, что у меня не всегда получалось. Помню центрифугу с небольшими перегрузками, когда начинал двоиться крестик, на который я должен был смотреть при крутке, и нажимать кнопку на рукоятке, подавая сигнал, что я "поплыл". Помню вибростенд, на котором, пристёгнутый к креслу, то просто встряхивался, как на ухабах, то дрожал мелкой дрожью, как в лютый мороз. Были плоскопараллельные качели, которые перемещались взад и вперёд: то плавно, то быстро, то как-то иначе. При этом надо было закрывать глаза и дополнительно качать головой. Довольно быстро у меня закружилась голова, и меня чуть было не стошнило. Так я узнал, что мой вестибулярный аппарат совершенно не тренирован. Мне было рекомендовано чаще ходить в парк "Сокольники" и качаться на качелях. Пробовал, но так и не полюбил это развлекательное занятие.

Были тесты на внимание с математическими таблицами и мигающими с разными скоростями цветными лампочками (как раз те, на которых в своё время нас "застукал" этот доктор). Были и другие эксперименты, которые в совокупности показали… что в лётчики я пока не готов. Впрочем, материал для диссертации доктора был изрядно пополнен с помощью "экзекуции" моего организма. Мой сосед Володя тоже проходил тестирование и, хотя, как у спортсмена-перворазрядника по теннису, его результаты были значительно лучше, но и он лётчиком тоже не стал. Кстати, в ресторан "Арагви" нас так и не сводили, чему мы не очень-то огорчились, поскольку толком не знали, что мы потеряли. Зато впечатлений от настоящих (пусть и очень упрощённых) испытаний "на лётчика" хватило на всю оставшуюся жизнь.

Тем временем, в конце 1959 и начале 1960 года, по госпиталю поползли слухи об отборе лётчиков в отряд космонавтов. Наши соседки-бабули (все они были ветераны, бывшие служащие Министерства обороны, как и моя мама, которая в свои 44 года продолжала там работать) всё-всё знали, так как общались с персоналом госпиталя, когда ходили на уколы или процедуры.

Слухи о космонавтах были как-то непонятны. Внимания на это особого никто не обращал. Летом все лётчики в госпитальных белых полотняных или коричневых байковых костюмах (в зависимости от погоды) выглядели одинаково. И когда "особо осведомленная" соседка показывала пальцем на кого-то из них на волейбольной площадке и на ухо шептала мне, что это космонавт, всерьёз это как-то не воспринималось. Да, в космосе побывали собачки! Но, чтобы кого-то из этих обыкновенных людей на нашей волейбольной площадке (хотя и лётчиков) можно было соотнести с фантастическим словом космонавт… Мозги это не воспринимали. Мы с Володей пытались прояснить этот вопрос у своих знакомых девушек, но делали это как-то вяло, боялись показаться идиотами. И всё же, какое-то время спустя, Володя, прижимая указательный палец к губам и многозначительно поводя бровями, шепнул: "Правда, у нас здесь бывают будущие космонавты". Ну, бывают и бывают. Всё это далёкое будущее, а здесь и сейчас своих забот хватает.

В сентябре этого года я поступил в МАТИ. Всех первокурсников дневного отделения сразу же направили на работу на завод № 45, ныне "Салют". Я попал в бригаду по сборке компрессоров, кто-то работал на станках, девушки на шлифовке лопаток. В общем, пополнили ряды рабочего класса. Работали шесть дней в неделю (включая субботу), но имели сокращенный на час рабочий день. Еженедельно менялась смена работы (утро или вечер), в ночную смену нас не выводили. Учились 3 раза в неделю по графику, противоположному работе. Так продолжалось 3 семестра, т.е. до конца 1960 года. В вечернюю смену нас отпускали в 22 часа и где-то около 23 часов, а то и позже - я появлялся дома в родном госпитале. Вахтёры поначалу уточняли у меня, где это я так поздно шляюсь, и только маме моей (и то не сразу) они поверили, что я так поздно возвращаюсь с работы.

Следует признать, что производственная школа "Салюта" очень пригодилась мне, когда после института попал я на экспериментальную работу в ЦИАМ, где сразу пришлось иметь дело с опытными рабочими, механиками, мотористами-испытателями, прибористами, многие из которых были бывшими фронтовиками. Мне, молодому инженеру, начальнику стенда по испытаниям ракетных двигателей, салютовский опыт общения с работягами очень пригодился.

12 апреля 1961 года, полдень, идёт очередная лекция в одной из аудиторий института. Распахивается дверь. Влетает мой друг Кирилл Шокуров (кстати очень дисциплинированный и ответственный человек). Забегает на трибуну в то время, когда преподаватель что-то пишет на доске, и начинает орать:

- Наш советский человек в космосе !!!
- Зовут Юрий Гагарин! Ура!

Поначалу я вообще думал, что Кирилл спятил. Воцарилась тишина. Преподаватель и все мы уставились на Кирилла, а он продолжал орать! Что тут началось - не поддаётся воображению! И я остановлюсь в описании этого одного из самых ярких событий в жизни каждого из современников этого события. Весь мир бурлит, переживает и обсуждает это событие. Телевидение, пресса, радио заполнены исключительно этой новостью! Конечно, эта мировая новость обсуждались и на общей кухне нашего дома, и в семейном кругу с мамой, и со всеми родными, близкими, знакомыми и незнакомыми людьми. Но, когда однажды вечером за ужином мама тихо сказала мне, что Он здесь в госпитале, я даже не понял и переспросил: "Кто - Он?" Гагарин! Не поверить маме я просто не мог. Она объяснила мне, что всех жильцов нашего дома предупредили, что Гагарин находится в госпитале на послеполётном обследовании (это был конец апреля 1961 года). Он уже выходил в парк госпиталя в сопровождении врача, и одна из старушек - жильцов нашего дома, увидев и узнав его, повела себя неадекватно: пытаясь обнять и поцеловать Юрия Алексеевича. Конечно, хотелось хоть краешком глаза увидеть "живьём" это человека, но в этот раз мне не суждено было это сделать. Жизнь продолжалась, космические страсти несколько улеглись. Теперь мы с соседом Володей точно знали, что настоящие космонавты существуют и они бывают рядом с нами - на расстоянии вытянутой руки. Наша "разведка" заработала более целенаправленно. В середине июня 1961 года поступили достоверные сведения, что Юрий Гагарин вновь появился в ЦНИАГ. Жители нашего дома заранее обзавелись открытками с портретом Гагарина в надежде получить автограф. Страхи по поводу неприступности Юрия Алексеевича прошли сами собой. Нас - жильцов дома - больше никто и никогда не "инструктировал" по правилам поведения. Особенно активную деятельность по "отлову" Гагарина проявили наши "бабушки-старушки" (как мы их с Володей называли). Надо сказать, что на входе в наш дом была большая веранда, крыша которой являлась большим балконом для жителей 2-го этажа. С этого балкона открывался очень хороший вид на территорию госпиталя. Просматривалась вся центральная часть с фонтаном, спортплощадки, аллейки парка и прилегающая к нашему дому территория. И вот с "наблюдательного пункта" поступил сигнал, что Юрий Гагарин в сопровождении врача-офицера приближается по аллейке, проходящей мимо нашего дома к спортплощадке. Человек пять жильцов дома, в том числе и я, выскочили на террасу и с непринужденным видом (ну, как бы вот случайно вышли погулять), держа в руках открытки и авторучки, стали дожидаться прохождения всемирной знаменитости. Одна из наших жительниц вышла с открыткой навстречу Гагарину и его спутнику, ласково поздоровалась, сунула ему его фотографию на открытке и протянула авторучку. Доктор не стал чинить никаких препятствий, а Юрий Алексеевич уже стал привыкать к различным формам проявления к нему всенародной и даже всемирной любви и без проволочек расписался на открытке. Правда, ему было неудобно делать это на ходу и на весу и он опёрся на колонну нашей веранды. На веранде у нас стоял обычный хозяйственный стол, которым остальные жильцы предложили воспользоваться Юрию Алексеевичу для более удобного написания автографов. Я был единственным из мужчин, оказавшимся в нужное время, в нужном месте. Взглянув на меня, он вдруг спросил:

- А как тебя зовут?
- Валентин Бахтин - ответил я.

Он улыбнулся и написал: "Валентину Бахтину с пожеланием всего самого хорошего" и расписался. Это было 22 июня 1961 года. У всех остальных был только автограф, а у меня ещё и именное пожелание от самого Юрия Гагарина. Это был незабываемый день в моей жизни. Эту открытку я с гордостью показывал своим сыновьям, а теперь показываю и внукам.

Были и ещё встречи с Юрием Алексеевичем как в госпитале, так и вне его. Например, в нашем институте МАТИ осенью 1961 г. Когда в МАТИ сообщили, что через два дня на встречу со студентами и преподавателями приедет Юрий Гагарин, я не постеснялся и обратился к нему с этим важным (как мне казалось) вопросом. В это время Юрий Алексеевич проходил очередное обследование в госпитале, и я увидел его на волейбольной площадке. "Вполне возможно, - ответил он мне. - Я просто ещё не знаю, куда и когда мне надо будет поехать"

И, как мне показалось, с грустью добавил: "Ведь я уже сам себе не принадлежу!"

Последнюю фразу я смог понять только много лет спустя, когда осознал, как же ему тяжело было нести это бремя славы Человека Мира!

Встреча в МАТИ действительно состоялась. Чёрная "Волга" с номером МОД 78-78 подкатила к подъезду института на ул. Петровка. Номер машины я запомнил в госпитале, т.к. несколько раз видел в ней Юрия Алексеевича.

Очень запомнилась встреча с Юрием Гагариным на теннисном корте. Мой сосед, перворазрядник по теннису, пользуясь своим "теннисным" могуществом, часто проводил свои тренировки на госпитальном теннисном корте. Один из врачей почти не уступал в мастерстве Володе, но он просто не мог с ним играть часто. Однажды я увидел, как этот врач играет в теннис с Юрием Гагариным. Сосед Володя оказался дома и, бросив свои дела, прихватив пару ракеток, ринулся на корт. Я за ним. Понаблюдав некоторое время за неумелыми действиями Юрия Гагарина, он нахально вышел на корт и стал показывать знаменитому космонавту, как надо владеть ракеткой. Всё это делалось с юмором. Врач, хорошо знавший Володю и неоднократно с ним игравший, не стал препятствовать этим занятиям. Увидев, что я как-то оробел, он пригласил меня на корт к себе в пару и тем самым уравнял шансы в парной игре. Ни я, ни Гагарин не отличались мастерством владения ракеткой, а Владимир и врач (к сожалению, не помню его фамилии) играли значительно сильнее. Конечно, парной игры не получилось. Ни Юрию Гагарину, ни мне мяч практически не попадал. Зато с нашей стороны было кому бегать за мячами. И всё же эта партия в теннис против Юрия Гагарина запомнилась мне на всю жизнь.

6 августа 1961 года свой суточный полёт совершил Герман Титов. Через некоторое время у меня появился и его именной автограф, а потом и автографы других космонавтов первого отряда.

Много "шороху" навела в госпитале группа женщин - кандидатов на космический полёт, а появились они в госпитале, по-моему, где-то в конце 1961 или в начале 1962 года. Из более чем 100 кандидаток остались только 5 или 6 претенденток. В общем-то, они были конкурентками для мужчин в отряде космонавтов, т.к. из-за них могли быть отложены полёты мужчин. Как я узнал позже из прессы, это были: Пономарёва, Соловьёва, Ёркина, Кузнецова и, конечно же, Терешкова.

Для их размещения был выделен маленький домик, стоявший отдельно ото всех зданий неподалёку от въездных ворот и проходной госпиталя. Размещалась в нём лаборатория по анализу крови и прочих жидкостей.

Появление молодых женщин значительно оживило внимание мужской части лётного состава, находящегося в госпитале. Команду женщин опекали не менее двух сопровождающих врачей - докторов, оберегающих кандидаток в космонавты от чрезмерного внимания представителей молодых военных авиаторов. Попытки пробраться в женский домик в тёмное время суток присекались специальным постом, организованным на время пребывания в госпитале "космических" кандидаток.

Можно вспомнить ещё много интересных подробностей из моей жизни этого замечательного периода.

Осенью 1963 года занятия в институте начинались в октябре месяце, т.к. студенческий строительный отряд МАТИ вернулся в Москву из казахстанских степей только в конце сентября. Студентов двигательного факультета ждал сюрприз. Из трёх групп факультета газотурбинная тематика оставалась только в одной группе, две другие формировались из добровольцев и переводились на изучение ракетных двигателей. Добровольцев оказалось очень и очень мало. Но когда стало известно, что стипендия по этой специальности будет 55, а не 35 рублей, (как она была и остаётся на газотурбинной тематике), ситуация резко изменилась. Так я оказался в числе будущих "ракетчиков". Весной 1964 года состоялось предварительное распределение студентов по предприятиям, для прохождения преддипломной практики, а впоследствии и для написания дипломного проекта. Практически, это могло означать и окончательное распределение на работу. Зав. кафедрой д.т.н. профессор М.М. Масленников предложил мне и моему другу Кириллу Шокурову пройти практику в ЦИАМе. Я по специальности ЖРД, а Кирилл - по газотурбинной тематике. Как оказалось, Масленников работал научным руководителем в лаборатории №6 ЦИАМ, в которой с 1963 г. разворачивались работы по созданию стенда для испытаний ЖРД малой тяги, используемых в системах ориентации и стабилизации космических аппаратов.

В связи с появлением космонавтов у администрации госпиталя появились веские основания для расселения "инородного тела" т.е. нашего дома с территории госпиталя, что постепенно и начинало осуществляться. Осенью 1962 года нам с мамой предложили жильё в районе метро "Университет", куда мы и переехали. Некоторое время мы с мамой ездили в госпиталь в гости к нашим бывшим соседям, но вскоре всех расселили, а сам дом снесли и построили новый корпус.

Когда я бываю в "Сокольниках", меня всегда тянет подойти к территории госпиталя, заглянуть за забор, вспомнить времена, когда я свободно мог зайти на его территорию, просто за руку поздороваться с самим Юрием Гагариным, Германом Титовым и некоторыми другими простыми людьми Великой профессии - космонавт.

Считаю себя счастливым человеком, т.к. судьба подарила мне это замечательное время!

От редакции:

Бахтин В.Д. более 20-ти лет проработал начальником сложного стенда на уникальной высотной установке У-368М отдела 006 ЦИАМ. За успешное выполнение важного правительственного задания в составе группы сотрудников в 1982 году награждён медалью "За трудовое отличие".