Перед самыми Ноябрьскими праздниками 2003 года энергетики Центрального института авиационного моторостроения (ЦИАМ) взялись прокладывать новый контур заземления для нужд институтской АТС. Работы проводились внутри П-образного в плане административного корпуса ЦИАМ. Если помните, мы уже неоднократно помещали материал о "тайнах" этой площадки. Полагаю, стоит опять вернуться к этой теме, поскольку… 5-й или 6-й вбиваемый в землю трехметровый металлический штырь заземления уперся в пустотелую металлическую массу на глубине 1,5 м. А ведь это - сенсация, коллеги!
Еще в третьем номере журнала "Двигатель" за 1999 год мы давали информацию о судьбе коллекции зарубежных авиационных поршневых двигателей 20...50-х годов ХХ века, принадлежавшей ЦИАМ. В свое время все они были экспонатами развернутой в этом институте выставки новинок мирового двигателестроения.
В пятом номере 1999 г. свое мнение по этому вопросу высказывал Сергей Сиротин, советник администрации института, до недавнего времени заместитель начальника ЦИАМ. Он пришел в институт в 1946 г., а в начале 50-х годов (времени описываемых им событий) руководил испытательным стендом У-330. К сожалению, с 2001 г. Сергея Александровича уже нет в живых, потому никакие уточнения не могут быть даны. В этой публикации я даю полную запись разговора с ним. Вот что он нам рассказал.
"Действительно, в институте существовала выставка препарированных поршневых двигателей, агрегатов, отдельных узлов. Это были и "популярные" в свое время конструкции типа моторов "Мерлин" или "Испано-Сюиза" и довольно редкие, а потому еще более интересные, такие, как "Центавр" воздушного охлаждения. Всего экспонатов было более шестидесяти, и занимали они целое крыло второго этажа современного административного корпуса ЦИАМ. Все было препарировано и снабжено различного рода пояснительными подписями. Я пришел в институт после войны и неоднократно бывал на этой выставке. Руководил экспозицией Виктор Адольфович Комаровский. Он же проводил и обзорные лекции. Иногда к лекциям по отдельным агрегатам и конструкциям для специалистов отрасли привлекались научные сотрудники института.
В начале 50-х по минавиапрому был издан приказ министра [Дементьева] о прекращении всех рассчитанных на перспективу работ, связанных с поршневыми авиамоторами. Промышленность этот приказ исполнила, а ученые бросать обычные темы не торопились: очень много было наработок, да и просто привыкли к своим поршневикам. Начальником ЦИАМ в 1954 г. был назначен Н.П. Кононенко. Человек военный и решительный, он весьма просто решил проблему перевода ученых на новую тематику. Во внутреннем дворе административного здания во время войны был бункер бомбоубежища, разрушенный после Победы (точнее говоря, самостоятельно сгоревший: кто-то из рабочих, наладившихся "забивать козла" в обед в деревянном подвале-убежище, оставил непотухший окурок, и вот…). Образовавшуюся после пожара яму и решили заполнить разным мусором: металлоломом, щебнем, и… экспонатами выставки поршневых двигателей. Дело в том, что металлоломом пункты приема вторичного сырья были после войны страшно переполнены, а везти все эти мелочи на свалку себе дороже. Часть коллекции - конструкции отечественного производства - передали в моторостроительный техникум и МАИ - в собрания Г.С. Скубачевского и С.В. Савицкого (они, возможно, и по сей день там). Прочему судьба была определена: списание.
Виктор Адольфович Комаровский, руководивший выставкой, бывший военный, как и начальник института, тоже был весьма исполнителен и аккуратен до педантичности. Получив приказ о ликвидации выставки и складировании матчасти во дворе, он исполнил его буквально: распорядился промазать все элементы пушечным салом, обмотать крафт-бумагой, большинство еще и упаковать в ящики. Все это аккуратно спустили через окно по специально сколоченным настилам во двор, где и... закопали. Инициатором консервации и "сохранения" выставки в качестве клада выступил известный ученый К.В. Холщевников. Не имея возможности каким-либо иным способом сохранить технические шедевры, он, видимо, полагал, что потомки (мы с вами) окажутся мудрее современников, а посему и не считал излишней работой всю эту возню со смазкой. Позже сверху "закопок" комсомольцы института посадили на одном из субботников яблони. И… забыли об этих двигателях. А в бывших помещениях музея и доныне располагается организованная в 1948 г. под руководством Т.Н. Мелькумова на базе нескольких отделов института лаборатория по изучению процессов горения топлива в камерах сгорания ВРД.
Примерно через год начальника института сменили, назначив на эту должность талантливого и очень энергичного ученого Г.Н. Свищева, руководившего всеми работами по переходу к реактивной тематике. Всем стало уже не до поршневых раритетов."
Впервые мое внимание к существованию закопанных моторов привлек еще в начале 80-х Э.М. Рейн, тогдашний главный энергетик ЦИАМ. В пору проведения этих работ он был начинающим инженером - электриком и принимал в них участие, как комсомолец. Он же был одним из инициаторов закладки яблоневого сада поверх закопанных двигателей. Позже, руководя работами по прокладке первого контура заземления в том же сквере, он видел верх от некоторых еще целых ящиков.
О том же говорил А.А. Базалев, мастер- механик одного из отделов ЦИАМ и ветеран полка "Нормандия-Неман". Он вместе с другими рабочими участвовал в перемещении ящиков из окна второго этажа административного корпуса (музея). Однако все попытки конкретизации места складирования моторов не привели к желаемому результату: естественное (увы!) свойство человеческой памяти - забывать. Так, в попытках более точно определить места складирования мы обращались к жене умершего около двадцати лет назад Комаровского, Лидии Тимофеевне (она и по сию пору не теряет контакта с ЦИАМ), однако она не решилась точно указать место складирования двигателей, ссылаясь на давность лет.
Еще осенью 1997 г., используя технику и помощь Спеццентра МЧС, мне удалось достаточно определенно оконтурить места нахождения металлических аномалий в интересующем месте. Карта этих зон была составлена довольно подробная, впрочем, точно утверждать: "таинственный клад" ли это или просто ржавые кровельные листы и станины разрушенных станков, можно только после хотя бы пробных раскопок. Однако в тот год все ушло под снег. Дождливое лето 1998 г. не благоприятствовало раскопкам. Наконец, в середине 1999-го, перед самым МАКС'99, были начаты работы, которые прервались едва начавшись по "техническим причинам" - отсутствию людей и средств. До следующего года стоял отрытый "окопчик" около метра глубиной - начало шурфа. Его закопали на следующий год, когда приводили все в порядок к 70-летию ЦИАМ. К МАКС-2001 как и к -2003 никаких работ не производилось. В таком положении все и находится доныне. Конечно, со временем эти раритеты только дорожают. И если бы они на самом деле были золотыми! А так - ржавеют себе потихоньку.